Тень

стране, государстве и народе, которым ей приходилось управлять. «Умён-то он умён, — сказала она самой себе, — и это прекрасно; танцует он восхитительно, и это тоже хорошо, но обладает ли он основательными познаниями, что тоже очень важно! Надо его проэкзаменовать».
И она опять завела с ним разговор и назадавала ему труднейших вопросов, на которые и сама не смогла бы ответить.
Тень скорчила удивлённую мину.
— Так вы не можете ответить мне! — сказала принцесса.
— Всё это я изучил ещё в детстве! — отвечала тень. — Я думаю, даже тень моя, что стоит у дверей, сумеет ответить вам.
— Ваша тень?! — удивилась принцесса. — Это было бы просто поразительно!
— Я, видите ли, не утверждаю, — сказала тень, — но думаю, что она может, — она ведь столько лет неразлучна со мной и кое-чего наслушалась от меня! Но, ваше королевское высочество, позвольте мне обратить ваше внимание на одно обстоятельство. Тень моя очень гордится тем, что слывёт человеком, и если вы не желаете привести её в дурное расположение духа, вам следует обращаться с нею как с человеком! Иначе она, пожалуй, не будет в состоянии отвечать как следует!
— Что ж, это мне нравится! — ответила принцесса и, подойдя к учёному, стоявшему у дверей, заговорила с ним о солнце, о луне, о внешних и внутренних сторонах и свойствах человеческой природы.
Учёный отвечал на все её вопросы хорошо и умно.
«Что это должен быть за человек, — подумала принцесса, — если даже тень его так умна! Для моего народа и государства будет сущим благодеянием, если я выберу его себе в супруги. Да, я так и сделаю!»
И скоро они порешили между собою этот вопрос. Никто, однако, не должен был знать ничего, пока принцесса не вернётся домой, в своё государство.
— Никто, никто, даже моя собственная тень! — настаивала тень, имевшая на то свои причины.
Наконец они прибыли в страну, которою управляла принцесса, когда бывала дома.
— Послушай, дружище! — сказала тут тень учёному. — Теперь я достиг высшего счастья и могущества человеческого и хочу сделать кое-что и для тебя! Ты останешься при мне, будешь жить в моём дворце, разъезжать со мною в королевской карете и получать сто тысяч риксдалеров в год. Но за то ты должен позволить называть тебя тенью всем и каждому. Ты не должен и заикаться, что был когда-нибудь человеком! А раз в год, в солнечный день, когда я буду восседать на балконе перед всем народом, ты должен будешь лежать у моих ног, как и подобает тени. Надо тебе сказать, что я женюсь на принцессе; свадьба — сегодня вечером.
— Нет, это уж из рук вон! — вскричал учёный. — Не хочу я этого и не сделаю! Это значило бы обманывать всю страну и принцессу! Я скажу всё! Скажу, что я человек, а ты только переодетая тень — всё, всё скажу!
— Никто не поверит тебе! — сказала тень. — Ну, будь же благоразумен, не то я кликну стражу!
— Я пойду прямо к принцессе! — сказал учёный.
— Ну, я-то попаду к ней прежде тебя! — сказала тень. — А ты отправишься под арест.
Так и вышло: стража повиновалась тому, за кого, кого, как все знали, выходила замуж принцесса.
— Ты дрожишь! — сказала принцесса, когда тень вошла к ней. — Что-нибудь случилось? Не захворай, смотри! Ведь сегодня вечером наша свадьба!
— Ах, я пережил сейчас ужаснейшую минуту! — сказала тень. — Подумай… Да много ли, в сущности, нужно мозгам какой-нибудь несчастной тени!.. Подумай моя тень сошла с ума, вообразила себя человеком, а меня называет — подумай только — своею тенью!
— Какой ужас! — сказала принцесса. — Надеюсь, её заперли?
— Разумеется, но я боюсь, что она никогда не придёт в себя!
— Бедная тень! — вздохнула принцесса. — Она очень несчастна.! Было бы сущим благодеянием избавить её от той частицы жизни, которая ещё есть в ней. А как подумать хорошенько, то, по-моему, даже необходимо покончит с ней поскорее и без шума!
— Всё-таки это жестоко! — сказала тень. — Она была мне верным слугой! — И тень притворно вздохнула.
— У тебя благородная душа! — сказала принцесса.
Вечером весь город был иллюминирован, гремели пушечные выстрелы, солдаты отдавали честь ружьями. Вот была свадьба! И принцесса с тенью вышли на балкон показаться народу, который ещё раз прокричал им «ура».
Учёный не слыхал этого ликования — с ним уже покончили.