Что я видел
ткой, если надавить кнопочку, так придёт девушка комнату прибрать.
И опять говорит:
– Ошибки, гражданка, быть не может.
Мама говорит:
– Это ребёнок позвонил. А я мылась. Такой шалун!
Потом номерной ушёл, а мы с мамой стали пить чай с нашей колбасой и с нашими конфетами.
Красная площадь
Мы пили чай, а я всё говорил, что больше не хочу. А хочу, чтоб идти, где Красная площадь и где башни и звёзды наверху.
Мама сказала:
– Успокойся, пожалуйста. Успеешь.
А я не стал больше чаю пить и тихонько говорил:
– Пойдём! А я с той тётей пойду!
Мама рассердилась и сказала:
– Фу, несносный какой! Чаю нельзя напиться.
А мама вовсе чаю уже не пила, а только яблоко ела.
Мама встала и сказала:
– Ну, ищи свою шапку. Куда ты её дел?
И мы стали одеваться и пошли опять по коридору, потом через большую комнату, где тётя за столиком сидит, и потом на лестницу.
И мы всё вниз шли, и там такие же большие комнаты. Только мы в них не заходили, а всё вниз по лестнице. И потом на улицу.
Мама спросила у одного военного, где Красная площадь. Он показал, как идти. И мы очень скоро пришли.
А Красная площадь большая-большая. И там эта стена с зубчиками и башни.
На одной башне часы высоко приделаны. У них стрелки золотые, и часы написаны тоже золотыми буквами.
Мама сказала, что это самые главные часы. Они звонят.
И часы вдруг как зазвонили: бам! бам! – на всю площадь.
Мама сказала:
– Вот слышишь? Это часы звонят. Сейчас двенадцать часов. Вон обе стрелки вместе и вверх глядят.
Я смотрел на часы, а они звонили.
А потом я увидал домик. Он очень блестел, потому что очень гладкий, такой гладкий, что я думал – он мокрый. А он не мокрый, он так заглажен. Он каменный, и я думал, что это как из кубиков построили. Он очень красивый.
Мама сказала, что этот дом называется Мавзолей. И там никто не живёт. А что Ленин умер, и его туда положили, и можно посмотреть, как он лежит.
Я сказал:
– Почему положили?
Мама сказала, что если кто умрёт, так его похоронят, и больше не увидишь. А что Ленина любили и хотели, чтоб всегда его видеть. Его не стали хоронить, а положили в Мавзолей.
Я сказал, что хочу посмотреть на Ленина. Мама тоже сказала, что хочет.
Мы пошли к Мавзолею. Там дверь. И около двери стоят два красноармейца. Они с ружьями. Только они ни в кого не целятся. Ружья у них на земле стоят, они только держат немного, чтоб не упали. Мы с мамой не боялись и совсем близко подошли.
Там ходил дядя-милиционер. Мама его спросила, можно ли посмотреть Ленина. Милиционер сказал, что сегодня нельзя.
А я сказал:
– Почему нельзя?
Дядя-милиционер сказал, что сегодня выходной день и что в выходной нельзя. А завтра будет можно, и всегда можно. Только когда выходной нельзя.
Мы с мамой дальше пошли, мимо стены, которая с зубчиками.
И я стал смотреть, где звёзды. Они высоко-высоко – на башнях, на самом верху. Я две видел. Они красные и блестят. Только они не горели, потому что там лампочки не зажгли. Там зажигают, когда темно.
А за стеной очень большой дом.
И ещё там дома всякие есть.
И это Кремль.
Потом мы пошли домой.
Как тушили пожар
Мы пришли к нам в номер.
Мама села письмо писать, а мне дала очень большое яблоко, чтоб я сидел и ел.
И мама сказала, чтоб я ничего не говорил. Потому что она тогда писать не может.
А окно у нас было открыто. И вдруг на улице как загудит! Как зазвонит!
И что-то завыло страшным голосом: ву-у-у-у!..
И потом: дилинь-дилинь, дилинь-дилинь!
И я вскочил, и мама вскочила.
И мы в окно увидали: на улице стоит милиционер, руку вверх держит. И на улице всё остановилось: и трамваи, и автомобили, и велосипеды. И ещё трамвайчики, которые без рельсов ходят, а прямо по асфальту. И ещё большие автомобили, которые – как вагоны. И ещё автомобили, на которых мешки возят и всякие ящики. Все стоят, а милиционер не пропускает. Все перед ним стоят, а сзади у него на улице пусто.
Мама говорит:
– Это что-то случилось.
А это не случилось, а это пожарные едут.
Они на красных автомобилях. В золотых касках. И едут со всей силы. И звонят в колокольчик.
А потом поехала та самая карета, которая больных подбирает.
Мама говорит:
– Смотри, смотри: “скорая помощь” поехала! Наверное, там несчастье и пожар.
А пожарные остановились около одного дома, и у них из автомобиля стала лесенка вырастать. Она высовывалась всё выше и выше. И по ней пожарный полез на дом.
И вдруг из этого дома, прямо из окошек, стал выходить дым. Очень чёрный. А потом – огонь.
Я стал бояться и стал кричать.
А мама говорит:
– Ничего, ничего. Сейчас потушат. Пожарные зальют водой. Вон смотри: уже заливают.
И вдруг снизу вода полетела из трубы вверх, прямо в окна.
Мама говорит:
– Вот видишь, пожарные из трубы заливают.
А пожарные стали ещё из одной трубы воду лить. И ещё из одной. И ещё две лестницы поставили.
Как пожар кончился
Мы с мамой смотрели, как они тушат, и вдруг к нам кто-то в дверь стал стучать.
Мама говорит:
– Войдите!
И пошла отворять.
Пришёл какой-то дядя незнакомый и стал просить, чтобы мы ему пожар показали. А то от него не видно.
Дядя сказал, что очень большой дом горит и очень сильный пожар.
А пожарных приехало много-много, и они уже двух мальчиков вытащили из дома. И одну тётю. И по лестницам снесли вниз. А то бы они все сгорели. Один мальчик обжёгся, только не очень. И “скорая помощь” увезла его в больницу. Там его лечить будут. Он ручку обжёг.
А потом огонь перестал, а только один белый дым шёл из окон.
И милиционер пустил трамваи ехать. А их много стояло. Целый поезд. Длинный-длинный.
Дядя говорит:
– Ну, уже потушили.
И ещё говорит:
– Извините.
И ушёл.
А я всё не хотел с окна сходить и смотрел в окно, как дым идёт.
Мама говорит:
– Ты ещё в окно вылетишь. Сейчас же сойди.
А потом вот что было: мы с мамой пошли, и я не знал, куда.
Мы опять на лифте ехали, и мама сказала лифтёру:
– В самый низ, пожалуйста.
И мне опять было страшно на лифте, потому что когда вниз едешь, то кажется, как будто немножко падаешь.
А потом лифтёр открыл двери, и мы с мамой пошли на улицу.
Все пожарные уже домой ехали, и не очень скоро. Это на пожар они со всей силы едут, а то всё сгорит, пока доедут. А домой они понемножку едут.
Метро
Как под землей ездят
Мы с мамой посмотрели на пожарных и на трамваи, которые без рельсов ходят, а прямо по асфальту.
Мама сказала, что такие трамваи называются троллейбусы. У них колёса, как у автомобилей, резиновые.
Я говорю:
– Почему без рельсов?
А мама говорит:
– Это что – без рельсов! Тут и под землёй трамваи ходят.
А я сказал:
– Под землёй нет, там земля.
А мама говорит:
– А ты в погреб ходил? А погреб тоже под землёй. А в Москве большой-большой погреб вырыли. Длинный-длинный. И с одной стороны вход, и с другой стороны вход. А в этом погребе положили рельсы и пустили трамвай. Он от одного входа до другого бегает. В один вход люди войдут, на трамвай сядут. Он побежит под землёй и добежит до другого входа. А там лестница. Люди из трамвая выйдут и пойдут по лестнице наверх и выйдут на улицу. Вот давай сейчас поедем.
А я говорю:
– Не хочу.
Мама говорит:
– Почему? Что за глупости!
А я говорю:
– Там темно и земля.
А мама не стала слушать и спрашивает у тёти:
– Скажите, где метро?
Тётя показала пальцем на наш дом, где наша с мамой комната.
А мама говорит:
– Да, да, вижу. Спасибо!
Как я ездил в метро
Мы с мамой пошли и вошли в дверь. Там большая комната, и стоят будочки. А в будочках окошечки. И люди подходят и билеты покупают. Мама тоже купила билет, и мы пошли вниз по лестнице. И все люди тоже пошли по лестнице вниз.
Я думал – сейчас земля начнётся и будет погреб. Тогда я не пойду и начну плакать, и мама всё равно назад пойдёт. А там земли не было, а был коридор. Только очень широкий и очень белый.
Электричество горит, лампы большие, и много-много, и стенки блестят. А пол каменный, жёлтенький и тоже очень гладкий. А земли никакой нет.
А потом все пошли к лестницам. И когда мы с мамой подошли, мама стала и забоялась. Там пол бежит вперёд, прямо на лестницу. Один дядя шагнул на этот пол; только стал, так и поехал.
А одна тётя подошла к маме и говорит:
– Вы не бойтесь! Сразу шагайте! Раз!
И дёрнула маму за руку. Мама шагнула и меня потянула. И мы поехали.
А пол, где мы с мамой стояли, опустился, и вышло, что мы стоим на ступеньке, а тётя, что нас дёрнула, – на другой ступеньке. И ступеньки едут вниз. И впереди тоже ступеньки, и на них стоят дяди, и тёти, и ещё мальчики. И все едут вниз на ступеньках. А один дядя не захотел просто так ехать, а ещё сам побежал по ступенькам.
А когда мы приехали, ступеньки опять стали как пол. И мы на этом полу поехали вперёд.
Тут мама меня схватила на руки и прыгнула на настоящий пол. Он не ходит, а стоит. Это мы приехали на подземный вокзал. И всё равно земли там нету, а очень большой вокзал. Очень светло. Люди ходят. И мы вышли на платформу. Там тоже электричество горит. И очень много людей.
А трамвая не было: он ещё не пришёл.
На платформе к самому краю милиционер не пускает ходить, потому что можно упасть. Там, внизу, рельсы, и можно ушибиться. Вдруг загудело. Я посмотрел, что это гудит, а там – круглые ворота, а в воротах темно. Я думал – там, наверное, погреб. А оттуда трамвай выскочил – это он и шумел – и подбежал к самой платформе, очень длинный. Он стал.
Мы с мамой подошли, и вдруг двери сами разошлись, и стало можно войти. Там диваны, электричество горит, и всё блестит, как серебряное. Потом двери сами стянулись и закрылись. И мы поехали.
Я в окно смотрел, и всё равно земли никакой нет, а белая стена, и все лампочки горят. А потом мы остановились, двери опять открылись, и мы с мамой вышли. И там опять вокзал. А потом по лестнице пошли вверх и вышли на улицу.
Зоосад
Как мы ездили в зоологический сад
Мама говорит:
– Вот я и не знаю, где мы.
И стала спрашивать у одного дяди, как нам дальше ехать. Дядя маме рассказал. И мы с мамой сели в трамвай. И мама сказала, что мы сейчас поедем смотреть диких зверей.
А я спросил:
– А они нас не заедят?
Все кругом засмеялись, и одна тётя незнакомая сказала:
– Они в клетках сидят в железных. Они не могут выскочить. Там есть маленькие лошадки. Попроси маму, она тебя покатает.
Как мы в зоосад приехали
Мы в трамвае не очень до…