Джельсомино в стране лжецов

дев, что огромная толпа устремилась куда-то, Джельсомино решил, что вспыхнул пожар. Он схватил ведро и хотел уже было броситься на помощь, но увидел, что вся толпа остановилась у его дверей, и услышал такой разговор: – Вот он! – кричали одни. – Он добрый волшебник! – Какой там волшебник? Он злой колдун. Поглядите, у него в руках ведро. Наверняка заколдованное. – Ради бога, отойдем подальше: если он плеснет на нас этой штукой, то мы пропали. – Какой такой штукой? – Да что вы, ослепли? В ведре адская смола. Если она попадет на человека, насквозь прожжет, и ни один врач никогда уже не вылечит. – Он волшебник, волшебник! – Мы видели, Джельсомино, как ты приказывал грушам поспевать – и они поспевали, приказывал падать – и они падали. – Да вы рехнулись, что ли? – спросил Джельсомино. – Ведь всему виной мой голос. Просто воздух от него начинает сотрясаться, как при сильном урагане. – Да, да, мы знаем! – закричала одна женщина. – Ты делаешь чудеса своим голосом! – Какие там чудеса! Это колдовские чары! – надрывались другие. Джельсомино бросил со злости ведро на землю, ушел в дом и закрыл дверь на засов. “Кончилась моя спокойная жизнь, – думал он. – Теперь мне нельзя будет шагу ступить, чтобы за мной следом не бежали любопытные. По вечерам, перед сном, повсюду только и разговоров будет, что обо мне. Я буду пугалом для маленьких детей, злым колдуном. Лучше мне убраться отсюда. В конце концов, что мне здесь делать? Родители мои умерли, лучшие друзья погибли на войне. Пойду-ка я бродить по свету да попробую найти счастье с помощью своего голоса. Есть же люди, которым платят за то, что они поют. Правда, это немного странно. Ведь по-настоящему не стоило бы платить людям за занятие, которое им самим доставляет удовольствие. Но все же за пение платят. Может, и мне удастся стать певцом”. Приняв такое решение, он сложил свои немудреные пожитки в вещевой мешок и вышел на улицу. Ожидавшие его люди расступились, перешептываясь. Не глядя ни на кого, Джельсомино молча пошел по дороге. Отойдя довольно далеко, он обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на свой дом. Толпа все еще не расходилась, и люди указывали на него пальцами, словно он был привидением. “А не сыграть ли с ними шутку, которой они заслуживают?” – подумал Джельсомино, и, набрав полную грудь воздуха, он крикнул во весь голос: – До свидания! Результат этого прощального приветствия сказался немедленно. Мужчины почувствовали, как неожиданный порыв ветра сорвал с них шапки. Старые дамы, у которых вдруг открылись лысины, похожие на очищенное яйцо, бросились вдогонку за своими париками. – Прощайте, прощайте! – повторил Джельсомино, от души смеясь над этой первой в своей жизни шалостью. Шапки и парики сбились в одну стайку, словно перелетные птицы, вспорхнули к облакам, движимые необычайной силой голоса Джельсомино, и через несколько минут скрылись из виду. Вскоре стало известно, что они умчались за несколько километров, а некоторые из них даже улетели за границу. Через несколько дней и Джельсомино пересек границу и попал в самую необычную страну на свете.
Джельсомино знакомится случайно с кошкой несколько необычайной
Первое, что увидел Джельсомино, попав в эту незнакомую страну, была серебряная монета. Она блестела на земле около тротуара у всех на виду. “Странно, что никто ее не подобрал, – подумал Джельсомино. – Ну, уж от меня-то она наверняка не уйдет. У меня было немного денег, но они еще вчера вечером кончились. Сегодня у меня во рту и маковой росинки не было. Но сначала я узнаю, не потерял ли ее кто-нибудь из прохожих”. Он подошел к кучке людей, которые, шушукаясь между со, бой, наблюдали за ним, и показал им монету. – Синьоры, не обронил ли кто-нибудь из вас эту монету? – шепотом спросил он, чтобы не напугать их своим голосом. – Убирайся прочь, – ответили ему, – да пореже показывай эту монету, если не хочешь нажить себе беды! – Извините меня, пожалуйста, – пробормотал, растерявшись, Джельсомино и направился к магазину, вывеска которого заманчиво гласила: “Продовольственные и другие товары”. На витрине вместо ветчины и банок с вареньем красовались груды тетрадей, коробки с красками и стояли пузырьки с чернилами. “Это, наверное, и есть другие товары”, – подумал Джельсомино и в надежде купить чего-нибудь съестного вошел в магазин. – Добрый вечер, – любезно приветствовал его хозяин магазина. “По правде говоря, – удивился про себя Джельсомино, – я еще не слышал, чтобы пробило даже полдень. Впрочем, не стоит обращать на это внимание”. И, как обычно, шепотом, который тем не менее слишком громко звучал для нормального уха, он спросил: – Можно у вас купить хлеба? – Пожалуйста, дорогой синьор. Сколько вам, пузырек или два? Красного или черного? – Только не черного, – ответил Джельсомино. – А что, вы действительно продаете хлеб в пузырьках? Владелец магазина расхохотался. – А как же нам его продавать? Разве в вашей стране хлеб режут на куски? Нет, вы только посмотрите, какой хороший у нас хлеб! – И, говоря это, он показал на полку, где пузырьки с чернилами самых различных цветов стояли в ряд ровнее, чем солдаты в строю. Кстати, во всем магазине не было и намека на что-нибудь съестное: ни корки сыра, ни яблочной кожуры. “Не сошел ли он с ума? – подумал Джельсомино. – Пожалуй, лучше ему не перечить”. – Действительно, хлеб чудесный, – согласился Джельсомино и показал на пузырек с красными чернилами, желая услышать, что же ему ответит владелец магазина. – Неужели? – сказал тот, весь просияв от такой похвалы. – Да, это самый лучший зеленый хлеб, который когда-либо был в продаже. – Зеленый? – Ну конечно! Извините, может быть, вы плохо видите? Джельсомино был уверен, что перед ним пузырек красных чернил. Он уже собирался найти какой-нибудь предлог, чтобы убраться подобру-поздорову и отправиться на поиски более разумного владельца магазина, как вдруг его осенила мысль. – Послушайте, – сказал Джельсомино, – я, пожалуй, зайду за хлебом попозже. А пока не скажете ли мне, где у вас продаются чернила высшего качества? – Конечно, – ответил владелец магазина со своей постоянной любезной улыбкой на лице. – Посмотрите, вот напротив самый известный в городе магазин канцелярских принадлежностей. На витрине магазина напротив были аппетитно разложены хлебы различных сортов, торты, и пирожные, и макароны, и горы сыра, висели колбасы и сосиски. “Я так и думал, – решил Джельсомино. – этот торговец рехнулся и называет хлеб чернилами, а чернила – хлебом. В другом магазине, пожалуй, дело будет вернее”. Он вошел в магазин напротив и попросил полкило хлеба. – Хлеба? – услужливо переспросил продавец. – Видите ли, вы ошиблись. Хлеб продается напротив. Мы торгуем только канцелярскими принадлежностями! – И он с гордостью широким жестом руки обвел все обилие вкусных вещей. “Теперь я понял, – решил про себя Джельсомино, – в этой стране нужно говорить шиворот-навыворот. Если ты назовешь хлеб хлебом, то тебя не поймут”. – Дайте мне полкило чернил, – сказал он продавцу. Тот отвесил ему полкило хлеба и, завернув по всем правилам в бумагу, подал. – Мне хотелось бы также немного вот этого, – добавил Джельсомино и показал на круг сыра, не рискуя его как-нибудь назвать. – Немного ластика? – спросил продавец. – Сию минуту, синьор. – Он отрезал добрый кусок сыра, взвесил и завернул в бумагу. Джельсомино облегченно вздохнул и бросил на прилавок только что найденную им серебряную монету. Продавец нагнулся, разглядывая ее несколько минут, подбросил раза два над прилавком, чтобы послушать, как она звенит, потом принялся рассматривать ее через увеличительное стекло и даже попробовал на зуб. Наконец он недовольно вернул ее Джельсомино и холодно заметил: – К сожалению, молодой человек, ваша монета настоящая. – Тем лучше, – доверчиво улыбнулся Джельсомино. – Как бы не так! Повторяю вам, что эта монета настоящая и я не могу ее принять. Идите своей дорогой. И вообще будьте довольны, молодой человек, что у меня сейчас нет желания выйти на улицу и позвать полицейского. Разве вы не знаете, что ждет тех, кто пускает в оборот настоящие деньги? Тюрьма! – Но я…
– А вы не повышайте голос, я не глухой. Ступайте, ступайте и возвращайтесь с фальшивой монетой, тогда товар и получите. Глядите, я даже не разворачиваю пакеты. Они будут лежать для вас здесь в сторонке, ладно? Спокойной ночи. Джельсомино засунул в рот кулак, чтобы не закричать. И пока он шел от прилавка к двери, между ним и его голосом произошел такой разговор: Голос: Хочешь, я воскликну: “А-а!”, и у него разлетится вдребезги вся витрина? Джельсомино: Прошу тебя, не делай этого. Ведь я только что попал в эту страну, у меня и так идет здесь все вкривь и вкось. Голос: Но мне нужно вырваться наружу, иначе мне конец. Ты же мой хозяин, придумай, как лучше поступить. Джельсомино: Потерпи, вот выйдем сейчас из магазина этого ненормального. Я не хочу разорять его. В этой стране творится что-то странное. Голос: Тогда поторапливайся, я больше не могу. Поспеши. Еще минута – и я закричу… Еще минута – и все пропало! Джельсомино пустился бегом, свернул в безлюдную улочку чуть пошире переулка, быстро огляделся. Вокруг не было ни души. Тогда он вынул кулак изо рта и, чтобы освободиться от злости, переполнявшей его, испустил короткое: “А-а!” Послышался звон разбившегося уличного фонаря а стоявший на одном из балконов цветочный горшок закачался и рухнул на мостовую. Джельсомино вздохнул: – Когда у меня будут деньги, я вышлю их по почте городскому управлению за разбитый уличный фонарь, а на балкон поставлю новый горшок с цветами. Как будто ничего больше не разбилось? – Нет, ничего, – ответил ему тоненький голос, и кто-то два раза кашлянул. Джельсомино поискал, кто бы это мог говорить, и увидел кошку, или во всяком случае существо, которое издали можно было принять за кошку. Прежде всего, кошка эта была красная. Какого-то особенно густого красного или даже бордового оттенка. У нее было всего три лапы. И наконец, что самое удивительное, это была нарисованная кошка, вроде тех фигурок, которые ребятишки рисуют на стенах. – Как! Говорящая кошка? – удивился Джельсомино. – Да, я несколько необычная к…